И. В. Кузнецов
ilia.v.kuznetsov@gmail.com
Аукцион
Антон проснулся раньше, чем Мари, и смотрел на нее, спящую. Она, такая маленькая девушка, тихонечко сопела рядом, беззащитная. Под ее растрепавшимися тонкими рыжими волосами он разглядывал восхитительные линии век и ресничек. Невозможно предположить, думал Антон, что когда она проснется, то внутри нее пробудится еще и шестнадцатилетний бойскаут — упорный, энергичный мальчуган. Впрочем, обезоружить его просто: достаточно поцеловать Мари нежно за ухом. Такая ласка растворяет ее волю, топит лицо в беспомощной улыбке, и она превращается в простую девушку из маленького городишки южного берега Уэльса.
Жаль расставаться с ней, думал Антон. Сегодня последняя суббота командировки и завтра домой. …Э-э-э… как там поется? "А я в Россию домой хочу, я так давно не видел маму…" И Катю…
Вчера, буйной ночью пятницы, веселый и пьяный, он то выбегал на улицу к телефонной будке кидать в нее тяжелые английские фунты, чтобы позвонить Кате, то возвращался обратно в клуб. Через кипящую в парах алкоголя дискотеку "Ритца" он продирался к стойке бара, чтобы схватить Мари за руку, оттащить ее от друзей в гущу танца и предаваться вместе с ней вибрациям манчестерского рок-н-ролла.
Интересно, а дозвонился ли я до Кати? – стал вспоминать Антон. Перед глазами завертелись невнятные образы: телефонная будка под фонарем, желтые фунты, бритые охранники, блестящая в лучах светомузыки испарина на лбу Мари и стопки текилы в руках коллег. Голоса Кати он не помнил.
Антон перевел взгляд в угол комнаты, на кипу вещей, накиданных поверх объемных дорожных сумок. Ужас, сколько всего, подумал он. Под завязку. Новые джинсы, ботинки, целый ворох рубашек, книги, кроссовки сестре, куртка отцу, плащ для мамы… Господи… Я забыл. Как в анекдоте, честное слово. Завтра улетать, а я не купил сувенира Кате. И открытку так и не отослал! "Обещай присылать открытки и покупать сувениры из каждой поездки, Тоша… Мне так приятны эти мелочи!.." Без сувенира произойдет трагедия. Буду разбирать барахло, эти пакеты, компакт-диски, а она спросит, улыбаясь из-под светлой челки: "А мне, Тоша, что?" Вот ведь… Женские штучки… "А мне, Тоша?" — спросит она снова, и в глазах ее мелькнет неуверенность и тревога.
Нет, лучше даже не думать. Еду в центр. Купить Кате безделушку.
Антон стал осторожно, чтобы не разбудить Мари, выбираться из кровати. Надо ускользнуть. Если она проснется, то посадит завтракать чин по чину: салфетки, омлет, сыр, чай с молоком, крекеры, цветы в вазе, свечу… нет, свечи — это вечером, а утром — джем, тосты, вкусно пропитанные ее щебетанием… Но сначала еще душ, и, в общем, все затянется. В центре раньше трех не окажусь, а в субботу здесь имеют манеру закрываться чуть ли не в обед. Надо бежать. Бежать!
Мари шумно вздохнула и открыла глаза. Вернее, только один глаз: второй был скрыт мягкой глубиной подушки. Мари увидела Антона и улыбнулась.
— Привет, Тони.
— Мари!
Она подняла изящные длинные руки кверху, потянулась, ненароком обнажив маленькую грудь, и тихонько зевнула.
— Наш с тобой последний день, Тони?
— Мари… - сказал Антон и обнял девушку, уткнувшись носом в ее плечо, рядом с ложбинкой у ключицы.
— Душ, завтракаем и решаем, что делать сегодня, - энергично застрекотала она. - Можно поехать в Блэкпул покататься на роллер-костере... Нет… далековато. Или, может, поедем в Бури на матч? Сегодня играет Манчестер Юнайтед — легенда Великобритании!.. Тони! Надо, чтобы сегодняшний день нам запомнился!
Плывя в тепле неги обнаженной девушки, Антон наткнулся на досадную мысль, что все-таки разбудил Мари. Как быть? Он отнял нос от прекрасного аромата ее тела и сел рядом по-турецки.
— Сладкая, - начал он с улыбкой, - я вспомнил, что не купил кое-что для семьи… Я бы заскочил в Арндэйл-центр, а потом мы бы пошли куда-нибудь.
— Тони… — Мари приподнялась на локте. Одеяло окончательно спало с ее груди, и Антон тут же перевел взгляд на изящные контуры. — Нет, ты лучше посмотри на эти две сумки и все это барахло, - она кивнула в сторону неаккуратной кучи в углу. — У вас нет магазинов в России? Объясни, зачем ты купил этот наполнитель для кошачьего туалета? А этот страшный китайский тесак? Да тебя с ним в самолет не пустят!
— Мари, я потрясен этим наполнителем. Эти слипающиеся комочки в кювете твоей кошки – просто чудо, у нас такого еще нет! А тесак просила мама. Рубить капусту.
Мари посмотрела на него задумчиво и упала спиной в кровать. Рыжие волосы раскинулись по подушке, словно солнечные лучи.
— Ты приедешь ко мне еще?
Антон улыбнулся вместо ответа. Мари переводила взгляд с одного глаза Антона на другой, будто выбирая один с лучшим вариантом ответа.
— …Хотя… Какая мне разница?
Она перевернулась на живот и помолчала.
— Тони, когда ты приедешь ко мне еще? – спросила она снова.
— Мари, сестра, я же тебе говорил…
Мари метнула на Антона сердитый взгляд.
— Если ты назовешь меня сестрой еще раз, я вышвырну тебя и твой наполнитель из окна! Ты ведь уедешь к своей девчонке и меня забудешь. А, нет. Вклеишь фотокарточку в альбом. В ряд других таких же. Не напишешь и письма. Хотя… Зачем мне твои письма?..
Она помолчала еще.
— Тони… Ты ведь обо мне забудешь, да?
Антон смотрел на нее с умилением.
— Мари… что ты говоришь? Крошка, свет твоих волос заливает весь мой разум.
Мари криво усмехнулась.
— Слова, слова, слова… Теперь я понимаю величие этой фразы… Ты живешь там. И она живет там. Вот и вся история… Когда тебя пришлет сюда твоя кафедра?
— Скоро, Мари… Да, я очень хочу вернуться. В Манчестере, конечно, так себе… — здесь Антон хотел сказать "но ведь здесь ты", но сказал по-другому, - …дела с грантами, но мой профессор очень рассчитывает на сотрудничество с вашей кафедрой. Без Манчестерского университета не обойтись. Кроме меня, кандидатур для переговоров нет. Я даже раньше сумею его уговорить. Он меня слушается.
— Ты у нас незаменим, — сказала она с невнятным выражением.
Мари встала с кровати, надела поднятую с пола майку и пошла вниз по крутой узкой лестнице на первый этаж, в ванную комнату.
Катя не знала ничего конкретного, только чувствовала, что он ей изменяет. В первые месяцы, когда они переехали из общежития МГУ на съемную квартиру, Антон не только ужинал дома, но и обедал. Катя готовила с удовольствием, интересно и много. Ей чрезвычайно нравилось чувствовать себя женщиной, хозяйкой, кормить этого здоровенного мужика. Своего. Красивого, энергичного, обаятельного брюнета. Самоуверенного, но доброго разгильдяя. Даже хвастливость добавляла ему шарма, который в нем обожали девушки с факультета и, безусловно, она.
В какой-то момент на кафедре стронулся с мертвой точки один многообещающий проект, и Антон, конечно, стал правой рукой своего профессора. Тот в последние годы больше увлекался разъездами на конференции и банкеты, чем наукой, поэтому Антону, кроме писанины по новой теме, надо было успевать вести студентов и замещать его на семинарах.
— Это ужас, что творится с новым проектом, Катюха, - говорил Антон, быстро кидая в рот полные ложки восхитительного рагу. — Нужно писать море, море бумаг. Слова сладкозвучные подбирать для презентаций – мучение! А ведь еще и работа. Не понимаю, на самом деле, зачем мне эта кафедра? Студенты эти… бездельники, — он посмотрел на Катю и улыбнулся.
— Я тоже не понимаю, зачем тебе сдалась кафедра. Может, лучше уйти в Аургамму на полную ставку? Мы бы с тобой через годик квартиру купили…
Антон рассеянно глядел на мельтешение проспекта за окном и быстро жевал.
— Не знаю, Катюха… Дисер, знаешь, почти готов… Имя в науке… А что Аургамма? Карьеру строить?.. Деньги, бюргерство… Брюшко… Кстати! Через несколько месяцев мне светит командировка в Англию.
— Как интересно. А надолго?
— На месяц-полтора. Поэтому приходить на обеды больше не смогу. Надо перелопатить горы всяческой макулатуры... — он посмотрел на часы и поднял брови. — Ух, ну все! Убегаю – опаздываю!
Он вытер губы салфеткой и унесся в прихожую.
— Главное, береги здоровье, Тоша…
Себе обеды готовить было скучно, и, решив, что для студентки четвертого курса прилично положить начало собственному заработку, Катя решила искать работу. К тому же Антон подавал ей пример трудолюбия: с каждой неделей он все дольше задерживался в университете и на фирме.
Как-то утром, отправляясь на очередное собеседование, она поймала себя на мысли, что слишком часто говорит себе о прилежности Антона. Он, конечно, умница, светлая голова и удачник, однако же, фантастический разгильдяй. В лотерее случая ему всегда мистически везло, как бесстрашному фаталисту в русской рулетке. Так однажды из-за невнимательности и простого отношения к жизни его чуть было не выгнали из аспирантуры за списывание на кандидатском экзамене. Задумавшись, он автоматически достал учебник и стал искать нужное место. И Аургамму он, опять же, чуть было не обанкротил, просто забыв пароль от зашифрованных резервных копий. Это выяснилось в день, когда сгорел главный сервер. А пароль он вспомнил в сортире — неприличную русскую фразу в латинице, которую он когда-то вывел перманентным маркером на двери кабинки. Из таких "чуть было" состояла вся история жизни Антона.
В течение дня Катя пыталась прятать неприятные мысли в потоке бытовых забот. Дожидаясь Антона, она сходила в магазины, надраила полы, затеяла стирку и даже собиралась, наконец, искупать их кота. Но Антон, как повелось в последние недели, не спешил домой. Он пришел в половине первого ночи и с порога начал сыпать какими-то глупыми прибаутками. Катя вышла в прихожую и сжала ручонки в кулаки.
— Почему поздно, - процедила она без вопросительного выражения.
Нисколько не смущаясь ее интонации, Антон ответил:
— Катеринка! Хотел проголодаться как следует, чтобы вкусней с тобой пожрать!
Он снял пальто, шапку и тогда его запах ударил по ее обонянию. Захлебываясь от ненависти, она сипло закричала:
— Пожрать??? Ты стал являться, не пойми когда! Я не вижу тебя! Тебе только пожрать, а от самого воняет! Воняет бабами! — и только в этот момент она поняла, что же не сходилось с образом ее возлюбленного, трудоголика Антона.
Он спокойно снял один за другим ботинки, прошел в ванную, потом на кухню и стал рассматривать содержимое под крышками сковородок.
— Ты слышал меня? – в ее голосе смешалась истерика и удивление хамскому спокойствию.
Антон невозмутимо накладывал еду.
— Так, да?!!
Дальнейшее отложилось в Катиной памяти разрозненными эпизодами: шум вечернего проспекта, порванный на лоскуты ее выкриками, контуры кухни, расплесканные в ее слезах, и дразнящая беспристрастность реплик Антона.
Они помирились под утро, потому что всю ночь заклеивали скотчем окно, которое разбила улетевшая на улицу табуретка. Помириться нужно было еще и потому, что через два дня Антон улетал в Англию.
Уже засыпая, она сказала ему невнятно:
— А знаешь, я все же не могу понять, зачем я тебе нужна. И что мне от тебя надо.
Пока Антон был в душе, не спеша брился и критично разглядывал свое тело в зеркале ванной комнаты, Мари хлопотала на кухне. Если европейская девушка готовит завтрак сложнее, чем мюсли в молоке, это очень достойная девушка, думал он.
Запахнув халат, Антон вошел в кухню и сел за стол.
— Что у нас сегодня? — спросил он, принюхиваясь.
Мари гремела тарелками, ходила вдоль буфета, хлопала дверью холодильника.
— Как всегда вкуснятинка, да?
Мари не отвечала, и ее молчание было тяжелым, как гул тяжелого стратегического бомбардировщика на подлете к цели. Что-то произошло, пока он был в ванной.
— Вкуснятинка!..
Мари повернулась, сверкнула слезами и швырнула тарелку в пол.
Антон глядел на кафель, не веря, что разлетевшиеся осколки и гнев в глазах Мари, это то, что он видел на самом деле. Он смотрел на девушку, пытаясь держать взгляд глаза в глаза и скрывать свою реакцию. Однако его зрачки были достаточно широки, чтобы прочитать в них испуг.
— Ты это сделал специально? Что ты молчишь, мерзавец? Ты специально дал ей мой телефон? Ты совсем потерял совесть? Зачем? Зачем!
— Мари, кому? Когда?..
— Только что позвонила твоя подружка из Москвы.
Перед глазами Антона снова пронеслись фрагменты вчерашнего вечера. "Ритц". Танцпол и тяжелые аккорды. Толстые желтые фунты. Телефонная будка. И опять какие-то пятна света.
— Я не знаю откуда… А что она…
— Успокойся, милый. Она тебя ждет. Или не ждет, - Мари нервно хихикнула. – А знаешь, мне все равно. Это я дура, что с тобой зашла так далеко. Чего я хотела? Любовник и любовник. Просто мужик, который ходит за своим хозяйством, куда оно укажет. Оно знает лучше тебя, что тебе нужно.
Непонятно, почему эти электрички называются здесь "метро", думал Антон по пути из района Анкорэдж в центр. Метро – это поезда под землей, как мне кажется. А вот эти вагоны все же ближе к трамваям…
Интересно, а кто же ближе ко мне? Мари или Катя?.. Близкий – тот с кем ты живешь… С Катей живу уже больше года. А с Мари три недели, но тоже живу. Она невероятно энергична и тем соблазнительна. В ее прекрасной заднице шило размером с Вестминстерское аббатство. А Катя, что ни скажи, моя верная подруга… Возвращаешься в квартиру и чувствуешь, что пришел домой…
От станции Пикадилли, площади на которой вечно скучают, дожидаясь рейса, отстраненные англичане, всего метров сто до Маркет-стрит. Эта улица отлична от других в городе: на ней вечный красочный праздник торговли. По одной ее стороне – череда бутиков, по другой — стеклянные витрины Арндэйл-центра. А остальной огромный Манчестер - это стены. Стены красного кирпича, стены ноздреватого старого красного кирпича, стены с живописными потеками по красному кирпичу. Есть и новые здания, с серыми стенами, которые отлично выглядят на фоне исторических зданий из красного кирпича…
В первую неделю проживания в этом городе Антон чувствовал, что его буквально замуровали в кирпичную стену. Англичане живут своей жизнью и мало интересуются чужой. А если интересуются, то исподволь. Что говорить, даже Мари в первый день их знакомства на кафедре вполне ограничилась одной фразой "hello, nice to meet you too". Даже не знаю, что бы я делал, не сошлись бы мы с Мари, подумал он. Но – хватит, командировка позади. Нужен подарок Кате. Милая безделушка, выбранная с любовью. Только с любовью, или вообще не покупать.
Антон вспомнил, как однажды они с Катей пошли за арбузом. Она долго ходила вокруг клетушки, а смуглокожий торговец ходил вокруг нее и тараторил с южным акцентом. Она брала один арбуз, откладывала другой, стучала по третьему и катала их друг по дружке. "Ай, дэвущка!" – говорил гражданин солнечной республики, - "Не умеещь выбирать! Что крутищь!" Катя не слушала и лезла глубоко внутрь кучи. Антон, устав от процесса покупок, присоединился к уговорам продавца и умолял ее просто взять один.
— Чего ты их так мучила, Кать? – спросил Антон, когда они расплатились. — Расскажи, что ли, как ты их выбираешь. Всю жизнь хочу научиться.
— Тоша, я тебе открою секрет. Все вот эти попки-хвостики да постучать – ерунда. Самое главное — хотеть выбрать спелый арбуз. Если просто придешь, чтобы взять и побыстрее уйти, точно возьмешь неспелый. Главное, милый, это выбирать с любовью… И чем дольше и прилежней, тем лучше выберешь. Я сама не понимаю, в чем тут дело. Но работает – сто процентов…
Антон посмотрел на часы. Было уже четыре, и на "выбор с любовью" оставалось чуть меньше двух часов. Он зашел в стеклянные двери ближайшей ювелирной лавки Арндэйл-центра.
В полумраке на красном бархате витрин рассыпалось звездное разнообразие, подсвеченное яркими лампами. Цепочки, запонки, кольца улыбались посетителям белыми зубами ценников. Антон проверил карманы. Он нашел пробитые билеты на метро и пятнадцать фунтов бумажными купюрами. Последние деньги.
За эту командировку Антон чрезмерно потратился на путешествия с Мари и телефонные разговоры с Катей. Он чувствовал, что две женщины поселились в его сердце и ходили в нем, как светила в небе. Заходило солнце – всходила луна.
Днем, когда день освещал бесконечные стены Манчестера, когда ему нужно было возвращаться к бумагам и деталям проекта, лицо Кати заполняло его разум. Чувство вины приливало в голову и начинало печь макушку, как июльская жара в час дня. Это чувство постепенно сменялось подобием раскаяния, а затем сладкой теплотой воспоминаний о ее заботе и умении прощать. Улыбка садилась к нему на губы, и скучные таблицы данных выпускали из своих клеток его томящуюся душу.
Потом наступал вечер. Стены и окна английского города окутывались тайной, а вернее, ореолом тайны, которой становилась в сумерках Мари. Она была воскресшим ощущением его детских фантазий и почти несбыточных желаний увидеть магический Стоунхендж, выглянуть на Бэйкер-стрит из окон дома 221b и услышать, как Биг Бен оповещает полночь над Темзой.
Мари, конечно, умница, когда берет себя в руки, думал Антон, разглядывая витрину с сережками. И все понимает, когда не психует. Но скандальчик устроила освежающий. Интересно, Катя успела ей рассказать про полет табуретки на Ленинский проспект? Или Мари швыряла сегодня посуду исключительно по наитию? Нельзя нам расставаться, не помирившись… Что же придумать…
— Мисс, - обратился Антон к женщине за прилавком, - разрешите взглянуть на эти сережки…
Антон почувствовал вес украшений в своей ладони и замер. Это были сережки, созданные для Мари. Черные полумесяцы, инкрустированные блестящими рыжими камешками в серебряной оправе.
— Тонкая работа, мисс… - вздохнул Антон. - Но мне нужно что-нибудь для блондинки…
Он переходил от витрины к витрине, но сконцентрироваться и выбирать уже не получалось. Эти полумесяцы надо купить Мари. Мне надо с ней помириться, а лучше этих сережек я ничего для нее не найду.
Кошмар. Я же пришел купить подарок Кате. Да и, наверное, эти сережки стоят больше, чем у меня есть. Он вернулся и посмотрел на ценник. Четырнадцать девяносто девять. Как в аптеке.
Магазин закрывался через час, но за последние тридцать минут прогулки по мостовой Маркет-стрит Антон не продвинулся ни на йоту к решению вопроса о подарке. Ну, хорошо, может, я куплю Кате цветы в аэропорту на рублевый энзэ? Ужасно. Тогда она от меня уйдет завтра, а по вечерам я буду один в своей квартире пялиться в ящик и дуть из банок пиво.
Антон рассмеялся. Так купить подарок Мари или нет? Хоть монету подкидывай. Хорошо, пусть будет монета.
Он пошарил в карманах еще раз, но, кроме пятнадцати фунтов купюрами, денег не было ни пенни.
Схалтурить не удается, подумал он и глупо хихикнул.
Блуждая по Маркет-стрит в раздумьях, он обнаружил себя перед толпой граждан, стоявших у входа в магазин. Точнее, у входа в помещение, где недавно был магазин: витрина была полностью задрапирована бумагой, как это обычно случается, когда идет ремонт или переоформление. Двери были заперты, но люди явно ждали, что их скоро откроют.
Где в Англии вы видели, чтобы покупатели ожидали открытия магазина? Антон подошел поближе, чтобы рассмотреть надписи маркером на бумажных лоскутах, приклеенных к стеклу: "Карманные телевизоры по цене карманного плейра! Плейры по цене батареек! Фотокамеры по цене упаковки пленки! Очередной аукцион в 17:00!"
Он вспомнил, что кто-то рассказывал ему о распродажах в новых или закрывающихся магазинах по совершенно бросовым ценам. Оглядевшись еще раз, он прикинул, а не может ли это быть каким-нибудь жульничеством? Да нет. Центральная торговая улица города. Европейский Союз.
Двери открылись. Люди всколыхнулись и устремились внутрь.
Действительно, недавно здесь был бутик, но он съехал. Из обшарпанных гипсокартонных стен торчали провода, под раскрытыми плитами подвесного потолка горело несколько ламп дневного света.
Посреди зала, в который зашли человек двадцать покупателей, находилась импровизированная трибуна, высотой метра в два, которую образовывали сдвинутые ящики. Вошедшие со сдержанным пыхтением пытались мягко протискиваться поближе к ней. Антон на всякий случай остался у выхода. Бог знает, что здесь такое, в конце концов.
Через несколько минут ожидания на трибуну, под самый потолок, деловито забрался лысый, как шар, коренастый человечек. Еще четверо парней – очевидно, его помощники – возникли из недр магазина с какими-то ящиками и разместили их за трибуной.
Человечек быстро, но внимательно осмотрел присутствующих, развел руки в стороны и улыбнулся гипнотическим оскалом продавца подержанных автомобилей.
— Здравствуйте, дорогие! Как ваши дела? — зажурчал он с сильным северо-английским акцентом. Этот акцент Антон понимал хуже всего. Уже несколько лет он общался в основном с американцами, чье отчетливое рычание и носовые звуки совершенно не вязались со свирельным пением британского произношения.
Народ перед трибуной зашевелился и, похоже, облегченно вздохнул.
— Перед тем, как мы продолжим, леди и джентльмены, напомню, что наш аукцион проводится только для совершеннолетних. Тех, кому нет восемнадцати, прошу покинуть помещение!
Никто не вышел, и двери магазина закрылись.
— Прекрасно, уважаемые! Для начала, чтобы разогреть аппетиты, начнем с мелочей. Выставляется упаковка… (Или штука? Антон почувствовал, что понимает не больше половины) …видеокассет по прекрасной цене в пятьдесят пи! Сдаем монету, подходим, берем!
Антон замялся. Пятьдесят или пятнадцать? А пи, я забыл, это фунты или пенни? Ешкин кот!
Пока он думал, пять-шесть пачек были розданы в руки, протянутые к трибуне.
Ого! А надо подобраться поближе!
— Перед тем, как продолжить, я хотел бы познакомиться с вами чуть получше, дорогие аукционеры! – сказал он и засветился харизматической улыбкой. — Меня зовут Вилли, я родом из Лидс. А вы откуда, голубушка? — он указал маленьким молоточком на пожилую женщину в углу зала. Та заулыбалась в ответ на оказанное ей внимание и ответила:
— Из Глазго…
— О! В Глазго я провел прекрасные аукционы. Разве мы не встречались там, голубушка?
— Не припомню, сэр… — мурлыкала старушка, смущаясь.
— Это потому, что наши аукционы такие стремительные! Итак, новый лот – плеер за один фунт. Мечта любого подростка в возрасте первой любви! Вам нравится цена?
Пока Антон обрабатывал в уме эту фразу, мечта первой любви ушла джентльмену у самой трибуны.
— А вы откуда, сэр? — спросил Вилли кого-то за спиной Антона.
— Из Кардиффа. Но всю жизнь в Манчестере.
— Ох, но ваши уэльские интонации я слышу и сейчас. Еще один плеер, дамы и господа! Один фунт! – сказал Вилли, стукнув молоточком.
Покупатель рассчитался, и тут Вилли поднял правую ладонь кверху, левой властно оперся о край трибуны и сказал:
— Дорогие мои… Время перейти к серьезным покупкам, не правда ли? Как вы думаете, голубушка? — задорно подмигнул старушке Вилли.
— Пора, Вилли! — откликнулась она.
— Серьезные покупки – серьезные покупатели, и поэтому я хочу, чтобы остались только те, кто действительно хочет потратить деньги. Сейчас все желающие продолжить нашу увлекательную распродажу должны будут сдать десять фунтов. В обмен вы получите купоны, которыми сможете расплачиваться за покупки. Деньги не пропадут: даже если вы не купите ничего, то по окончании на выходе вы обменяете купоны на специальные подарки.
Вилли сделал паузу, внимательно осмотрел присутствующих и продолжил, тщательно выговаривая слова.
— Теперь внимание, дорогие мои. Я сейчас вам скажу то, что сделает нас сегодня счастливыми. Мы ведь хотим быть сегодня счастливыми?
Зал тихо и благоговейно взирал на Вилли снизу вверх, словно на римского цезаря, произносящего речь.
— Мы взрослые люди, и у нас честная игра. Оставаясь в зале, вы должны знать, что вы хотите. Каждый из вас получит то, что на самом деле хочет. Если вы ничего не хотите, то именно это вы и получите. Окей? …Голубушка?
По выражению лица Вилли Антон понял, что голубушка была полностью согласна.
Зал пришел в движение. Помощники Вилли принялись собирать деньги и раздавать картонки с числом "10". Нескольких человек, не пожелавших взять билеты, выпустили на улицу.
— Ну, что ж. Закрываем двери! Новый лот — мини-телевизор! В магазинах города за сто пятьдесят фунтов. У нас – двадцать! Пять первых заявок.
Мимо, подумал Антон. У меня только пятнадцать.
— Фотоаппарат Олимпус. Сто фунтов – у нас двадцать! Три первые заявки!
Антон почувствовал неладное.
— Музыкальный центр. Двести фунтов – у нас тридцать!
Отличные вещи – прекрасные цены, думал Антон.
Вилли выкрикивал названия, стучал молотком и показывал красивые коробки. Покупатели гудели, расплачивались и забирали товар. Злясь на себя, Антон отошел к двери и ждал окончания. Простой вывод, друг мой, подумал он. Не понимаешь правил – не делай ставки.
— Спасибо всем! – сказал из-под потолка возбужденный и красный Вилли. — Напоминаю, что по условиям нашего аукциона в нем нельзя участвовать повторно. Вам понравилось, уважаемые?
— О, да!
— Приезжай еще, Вилли!
Вилли улыбнулся.
— Как я и обещал, тот, кто не потратил свой купон, получит эквивалентный подарок. Только уговор: не вскрывать пакет до того, как вы покинете пределы зала. Спасибо и удачи!
На выходе двое молодых людей забирали помятые картонки купонов и отдавали черные пакеты, завязанные тугим узлом. Антон получил свой, вышел на улицу, и двери магазина за ним закрылись.
Отойдя в сторонку, он не без усилия развязал пакет. В нем обнаружился копеечный примитивный фотоаппарат, который дарят крохе-сыну, чтобы было не жалко, когда разобьет, и дешевые духи в черной упаковке. Антон отвинтил крышку и понюхал. Запах терпкий и простой. Для задорной жгучей брюнетки, студентки-первокурсницы.
Он посмотрел на часы. Ювелирный уже закрылся, да и Вилли уже все решил за него. В кармане оставалось пять фунтов. Как раз, чтобы купить гамбургер с колой и вернуться на метро в Анкорэдж.